Оккупация поселка Лисхистрой продолжалась 6 месяцев и 21 день, с 11 июля 1942 года по 31 января 1943 года. Это достоверная информация. Что же касается других обстоятельств жизни жителей поселка в тот период, то к такой информации стоит относиться критически. Поскольку документальных источников практически нет, а тема чрезвычайно идеологизирована.

Это касается и вопроса, сколько людей жили в то время в Лисхимстрое. В издании «Історія міст і сіл УРСР[1]» утверждалось, что во время оккупации в поселке проживали 120 человек. Аналогичная информация приводилась и в русскоязычном аналоге этого издания[2]. В более поздних трудах, например[3], тоже писали о 120, но уже не людей, а семей.

Валентин Титаренко, который был более строгим в изложении фактов, эту информацию не использовал. Нет ее и в солидном издании «70 славных лет». Не случайно – вероятность достоверности этого числа невысока.

Факты, в достоверности которых нет уверенности, следует соотносить с другими фактами, более достоверными. Проверять, не противоречат ли они им.

На начало войны в Лисхимстрое было 50 капитальных 12-квартирных домов[4]. Это 600 квартир. Квартиры были с индивидуальным печным отоплением и с «удобствами во дворе». Так что жить в них можно было даже при отсутствии электричества. И большая часть этих домов стоят и сегодня, они уцелели. Тем более, что большая часть разрушений в поселке должна была приходиться не на период до и во время оккупации, а с марта по сентябрь 1943 года. Когда линия фронта проходила по Северскому Донцу, и Лисхимстрой обстреливали из артиллерии.

Трудно себе представить, чтобы во второй половине 1942 года в поселке оставались сотни незаселенных квартир. В то время, когда в окружающих селах и городах были разрушены тысячи домов.

Еще один достоверный факт – в марте 1943 года производилась эвакуация жителей поселка в Чабановку и в другие села Старобельского района. Кого могли эвакуировать, если в Лисхимстрое проживали чуть больше 100 жителей?

Так что 120 жителей или 120 семей – это полет фантазии авторов. Точное количество мы не знаем и никогда не узнаем. Не было тогда такого учета.

Но свободные (брошенные) квартиры в Лисхимстрое во время оккупации действительно были. Так, первый врач поселка Анна Федоровна Чижикова вспоминала, что не смогла уехать в эвакуацию, поскольку попала в окружение. И когда вернулась в Лисхимстрой, то поселилась в свободной квартире на нынешней улице Танкистов[5]. Она же позднее эвакуировалась в Чабановку, когда немцы повторно заняли Лисичанск в марте 1943 года.

Еще один широко растиражированный миф – о якобы царившем повсеместно терроре оккупантов. Подобные утверждения появились еще во время войны. Тогда это было объяснимо, врага нужно демонизировать. Для поднятия боевого духа. Но таких утверждений стало еще больше в послевоенной советской прессе и в специальных изданиях. И мы, дети шестидесятых, когда играли, своих называли нашими, а не своих – немцами. Когда в 1974 году я работал на северодонецком «Азоте» в цехе Л-8 в одной смене с немецким рабочим из BASF (в смене были трое совсем молодых северодончан и очень крупный добряк-немец средних лет), у меня возникал когнитивный диссонанс. Не был он похож на злодея из пропаганды военных лет.

Тем более не понятно, зачем эту пропаганду повторяют через три десятка лет после того, как советская эпоха ушла в лету?

В статье Антона Малиновского «Северодонецк во второй мировой войне»[6] так описывалась жизнь в оккупации: «11 июля 1942 года вражеские войска ворвались в Лисхимстрой. С первых дней они начали повальный грабеж и зверские насилия над мирным населением. Жизнь поселка, где оставалось 120 семей, превратилась в кошмар. Расклеенные на стенах домов приказы немецких властей гласили: за уклонение от регистрации - расстрел, за появление на улице в вечернее время - расстрел на месте, за связь с партизанами - виселица. За короткое время из Лисхимстроевского поселкового Совета, куда входили поселки Павлоград и Новосиротино, было угнано в Германию 123 юноши и девушки».

Подобным образом описан этот период истории Северодонецка и в некоторых других статьях. Вот только конкретной информации о фактах ограблений, расстрела или повешений жителей Лисхимстроя в работах северодонецких краеведов нет.

В Лисичанском районе такие случаи были – еще в годы войны была создана специальная комиссия, которая выявляла и документировала подобные факты. Всего в Лисичанском районе было расстреляно 470 граждан, вывезено на работы в Германию 1456 женщин и 860 мужчин[7]. В том числе в селе Боровское за время оккупации были расстреляны 17 советских активистов, еще один был повешен. В начале оккупации 200 жителей Лисичанска были казнены и сброшены в шурф шахты «Черноморка[8]».

Но касательно Лисхимстроя информации о подобных фактах нет.

Да и объявления, которые развешивали в Лисхимстрое, были несколько другого содержания. Вот сохранившийся в архиве документ, который имеет название «Приказ немецкого коменданта г. Лисичанска об оккупационном режиме в городе», изданный в сентябре 1942 года[9]:

«1. Право на жительство в г. Лисичанске имеют только лица, работающие в Лисичанске (их иждивенцы).

2. Запрещается давать ночлег кому бы то ни было без ведома полиции.

3. Всякий прибывающий в Лисичанск должен явиться в полицию.

4. О всех подозрительных лицах сообщать в полицию, в ближайшую воинскую часть.

5. Лица, укрывающие партизан и бандитов, будут расстреляны, а их семьи будут направлены в штрафные лагеря.

6. Лица, указывающие местонахождение партизан и бандитов, будут хорошо награждены.

7. Дом и имущество лиц, в квартирах которых будут выявлены партизаны или бандиты, передаются в собственность лицу, обнаружившему их.

8. Все заявления по этим вопросам подавать в горкомендатуру (городскому коменданту)».

Из текста приказа понятно, что в вопросах безопасности немецкую комендатуру больше всего беспокоили партизаны. На оккупированных Рейхом территориях велась масштабная партизанская война. И вели ее специально обученные и подготовленные люди, которых с этой целью оставляли или забрасывали на эти территории.

Действовали они и в Лисичанском районе, к которому относился Лисхимстрой. Так, утром 30 августа 1942 года подорвался на мине состав, в котором перевозили оборудование, предназначенное для запуска содового завода и СевДонГРЭС[10]. Немцы пытались восстановить их работу.

В январе 1943 года в районе села Пурдовка партизаны отбили у полицейских большое стадо коров, реквизированных у селян.

Были и комсомольско-молодежные группы сопротивления, действовавшие самостоятельно. Подобные краснодонской «Молодой гвардии». Такая группа была в Лисичанске, ее возглавляла Полина Коваленко[11]. Они развешивали красные флаги, писали и расклеивали антифашистские листовки. Наивный, жертвенный и трагический патриотизм. В 1942 году 10 членов этой молодежной группы были расстреляны.

Почему подобных историй не было в Лисхимстрое? Может потому, что партийно-советского актива тут никогда не было, кроме работников малочисленного поссовета? Партийные и советские органы управления находились не в поселке, а в Лисичанске. В районном центре. А партийно-хозяйственный актив Лисхимстроя оказался востребованным на востоке страны и весь был вывезен. Как и большинство рабочих. В результате в Лисхимстрое в оккупации оставалось 10-20% жителей от численности довоенного населения, а в Лисичанске – 60%. Да и объектов для диверсий в Лисхимстрое не было.

Впрочем, известен случай казни немцами жителя поселка Лесная Дача, который входил в состав Лисхимстроя, об этом писала Лариса Полницкая[12].

Вскоре после оккупации немецкие власти назначили руководителем фермы, работавшей в этом поселке, местного жителя Михаила Тарамалы. Грека по национальности. Он и до войны работал на этой ферме.

В конце 1942 года в Лесной Даче была совершена диверсия – на крутом повороте построенной здесь немцами железной дороги неизвестные выкрутили гайки, которыми рельсы крепились к шпалам. В результате с колеи сошли и застряли в песке паровоз и две платформы. По подозрению в участии в диверсии были арестованы одиннадцать жителей Лесной Дачи, включая Тарамалы. В Рубежном их допрашивало гестапо. В результате 10 человек освободили, а Михаила Тарамалы расстреляли. Он похоронен в братской могиле в Рубежном.

Михаилу Тарамалы, кроме диверсии, инкриминировали саботаж в организации работы фермы и создание препятствий в мобилизации молодежи на работы в Германию. И это вполне могло быть. По информации Лисичанского краеведческого музея Михаил Тарамалы был участником лисичанской подпольной группы «Соколиное гнездо». И именно у него хранилось оружие и продовольствие, оставленное для партизан перед отходом РККА[13].

Не лучше ли, вместо умножения ненависти, поставить в Лесной Даче какой-нибудь памятный знак в честь погибшего патриота?

Интересную историю описала северодонецкая журналистка, последний редактор газеты «Сєвєродонецькі вісті» Ирина Сытник. Когда пришли немцы, железнодорожные пути в поселке были заставлены советскими вагонами, которые временно оказались бесхозными. В некоторых были продукты питания. И жители поселка и окружающих сел, кто посмелее, «добывали» из них сахар, подсолнечное масло, сельдь, крупы[14]. Мешками и тачками. Потом эти продукты многим помогли выжить.

Увы, такова правда войны. Согласно приказа штаба Южного фронта, в Лисхимстрой действительно согнали составы с ближайших станций. И пока в Лисичанске немцы организовали управу и набирали из местных жителей полицейских, в Лисхимстрое несколько дней царило безвластие.

Кое-кто из жителей Лисхимстроя во время оккупации работал. Некоторые добровольно – нужно было кормить семью. Работа также была шансом избежать мобилизации в Германию. Хотя и туда некоторые молодые люди ехали добровольно – пропагандисты убеждали их, что они едут от войны и голода в цивилизованную европейскую страну на хорошую работу.

Как и весной, те же самые жители Новосиротино, в том же лесу, заготавливали шахтную стойку. Для кого?

Житель Лисхимстроя Павел Поликарпович Чередник рассказывал, как работал машинистом паровоза. По его словам – под дулами немецких автоматов[15]. Но те, кто говорил, что работали добровольно, чтобы прокормить семью, позднее попали в советские лагеря. В лучшем случае.

В действительности работали и добровольно (по найму), и по принуждению. Все трудоспособные гражданские лица были обязаны зарегистрироваться на бирже в срок до 15 сентября 1942 года, это было предписано приказом оккупационной Ворошиловградской областной биржи труда. В противном случае людям грозил штраф в размере 500 рублей[16]. Не расстрел – штраф.

Примером организации оккупантами рабочего процесса является описанная выше ферма в Лесной Даче. Всех ее работников, оставшихся в поселке, обязали продолжать работать на ферме. Назначили руководителя фермы, который должен был сдавать для немецкой армии продукцию. А за поселком закрепили полицейского.

И еще одно замечание. Когда пишут о том, что поселке осталось 120 семей, а в Германию было вывезено 123 человека, то возникают серьезные сомнения в реальности приведенных чисел.